Эту тетрадь мемуаров моего отца Теплынина Григория Васильевича, мы читали вдвоем с моей внучкой. Она, правнучка фронтовика, студентка, никогда не лицезрела собственного прадеда. Но когда мы окончили чтение, то сразу решили, что стоит хотя бы часть из этих мемуаров опубликовать. В особенности поразило мою внучку то, как ее прадед пришел в армию.
Совершенно он и не собирался носить погоны. Но… Родина отдала приказ — и начал двигаться! Современным юным нереально представить, каково это — когда твоя судьба в чужих руках. Мемуары были написаны примерно в 1975–1976 годах. Отец фактически никогда не гласил о войне. Никогда не говорил ни о каких эпизодах. Много позднее я выяснила, что он как контрразведчик и СМЕРШевец, до конца собственных дней был невыездным и «на подписке» о неразглашении.
Посвящается всем фронтовикам!
Мало о происхождении
Отец родился 11 марта 1919 года в Смоленской губернии (сейчас Смоленской области), Ярцевский район, деревня Рахманино. Хозяйство числилось середняцким, невзирая на то, что половина семьи уходила на заработки к богатым (кулакам). Имели 6 га земли, коровенку, лошадка…Рано остался сиротой — отец погиб от заворота кишок. В семье грамотных не было, потому все родственники желали, чтоб он стал учителем, а ему хотелось стать доктором. Видимо поэтому, что его отца не смогли спасти — он погиб на операционном столе.
Ярцево, комсомольская молодость
«Я с огромным трудом сумел поступить в Ярцевский медтехникум, баллов набрал не густо, хотя позже обучался лишь на завышенную стипендию. Как ни удивительно, нас, докторов, заедали вши. Помогать мне было некоторому, поэтому старался отлично обучаться, чтоб получить завышенную стипендию (больше на 10 рублей). В летнюю пору прогуливался разгружать торф и дрова, а в зимнюю пору счищать с крыш снег, это доп средства для прожиточного минимума. Питался в главном комсой, хлебом, съедал за месяц не наиболее 1.5-2 кг сахару. Из нарядов имел шерстяной свитер, хлопчатобумажный костюмчик, ситцевые рубахи, башмаки с калошами, которые нередко чинил и не снимал, т. к. подметки в башмаках были истоптаны. Костюмчик, пиджак на локтях и штаны на сидящем месте тоже были в заплатах.
И все же это были радостные годы. Столько у нас, студентов было комсомольского задора, патриотизма, я был убежден, что у нас не наиболее, как через десяток лет будет коммунизм. Да так все мои сверстники считали. Мы распевали песни тех пор — «…шагай вперед, комсомольское племя»…
Опосля второго курса (1937 год) я и много остальных студентов поехали на летние каникулы на борьбу с эпидемией сыпного тифа в Орловскую Область. Платили нам по 30 рублей за месяц. Это был 1-ый мой самостоятельный суровый заработок. Я на заработанные средства в Смоленске купил костюмчик, зимнее пальто и башмаки хромовые. В этом облачении я и окончил техникум.
…Комсомол дал ответ — «есть»!
Техникум я окончил с различием, грезил стать доктором, собирался поступать в Смоленский мединститут, чтоб стать доктором. Но меня и остальных членов бюро комсомола техникума вызвали в РК комсомола, где был представитель смоленского УНКВД и предложил нам пойти работать в органы НКВД (Народный комиссариат внутренних дел СССР — центральный орган государственного управления СССР по борьбе с преступностью и поддержанию общественного порядка в 1934—1946 годах, впоследствии преобразован в МВД СССР).
И мне ничего не оставалось созодать, как согласиться. Позже прошел мандатную комиссию в обкоме партии Западной области (сейчас Смоленской). И в 1938 году в возрасте 19 лет был ориентирован в Калининскую межкраевую школу Головного Управления Госбезопасности НКВД (Народный комиссариат внутренних дел СССР — центральный орган государственного управления СССР по борьбе с преступностью и поддержанию общественного порядка в 1934—1946 годах, впоследствии преобразован в МВД СССР) СССР (Союз Советских Социалистических Республик, также Советский Союз — государство, существовавшее с 1922 года по 1991 год на территории Европы и Азии). Отныне началась моя самостоятельная трудовая жизнь.
Учеба (совокупность организованных мероприятий, направленных на получение знаний, умений, приобретение опыта) в училище
В весеннюю пору 1938 года в числе 4 бывших студентов Ярцевского мед техникума я прибыли в Калининскую Межкраевую школу ГУГБ НКВД (Народный комиссариат внутренних дел СССР — центральный орган государственного управления СССР по борьбе с преступностью и поддержанию общественного порядка в 1934—1946 годах, впоследствии преобразован в МВД СССР) СССР (Союз Советских Социалистических Республик, также Советский Союз — государство, существовавшее с 1922 года по 1991 год на территории Европы и Азии) по мобилизации комсомола, для укрепления органов НКВД (Народный комиссариат внутренних дел СССР — центральный орган государственного управления СССР по борьбе с преступностью и поддержанию общественного порядка в 1934—1946 годах, впоследствии преобразован в МВД СССР). В училище была призвана только молодежь, в большинстве собственном не служившая в армии, студенты.
Данное заведение находилось в селе Марьино в имении бывшего генерала Дубасова. 1-ые недельки две мы практически ничего не делали, пока нам пошили форму. У меня башмаки были без подметок, я прогуливался в галошах. Меня изловил начальник учебной и отчитал, почему я по паркету шлепаю в галошах. Растолковал, в чем дело, он приказа здесь же выдать мне башмаки. Потом нас обмундировали, но заместо сапог курсантам давали башмаки с крагами, которые пристегивали заместо голенищ. Идя в туалет, их было надо отстегивать, потому я время от времени их там забывал. Потом с нами стали заниматься строевой подготовкой и уставами. Учить винтовку и пистолет. Я потом из пистолета «наган» стрелял отлично, имел 2-ой разряд. За весь период учебы в училище нас два раза поднимали по боевой тревоге. 1-ый раз загорелась баня, а 2-ой нападение японцев у озера Хасан.
Помню, первую лекцию — к нам приехал читать начальник УНКВД Калининской области, в пограничной форме, с Орденом Красноватого Знамени. Это была 1-ая вводная лекция по спецдисциплинам. Нам произнесли: «В Я это никак не мог переварить. Позже выступающего поправили: » Запомните, что органами управляет Центральный комитет, органы подчинены ЦК, а ЦК контролирует органы, направляет их работу. Органы являются клинком диктатуры пролетариата в руках ЦК».
В 1938 г. вышел новейший учебник истории ВКП(б) Лаконичный курс, по которому в срочном порядке нам перечитывали лекции. Как общеобразовательные, так и спецдисциплины, я сдал на непревзойденно и училище в марте 1939 года окончил опять-таки с различием и получил звание — лейтенанта.
Распределение
Комиссия по распределению вызвала меня и спросила, куда бы я желал поехать работать? Я попросился на Далекий Восток. У меня вправду было такое желание, т. к. в то время все тянулись осваивать ДВК, ну и самураи нет же, ну и нарушали наши границы. Мне ответили — нет мест. Тогда я попросился в Киев. Оказалось, что я не понимаю украинского языка и на основании этого отказали. Здесь же мне комиссия предложила поехать работать в Столичный Кремль. От этого предложения у меня сперло дыхание от радости. Я согласился, но не знал, что я там буду созодать? Ведь нас готовили для оперативной работы…
В числе 8 курсантов нашей школы я в марте 1939 года прибыл в Кремль. В училище нам при выпуске дали новейшие чемоданы и две пары белья. Жить в Кремле расположили в общежитии в Арсенале. Туда прибывали и все еще прибывали юные лейтенанты из остальных школ. Нас набралось человек 100. Оперативной работой и не пахло.
Тогдашний комендант Кремля генерал-лейтенант Спиридонов направил внимание на присланное ему воинство и отдал приказ переодеть всех в сапоги, выдать улучшенное кремлевское обмундирование. И здесь же нас раз в день утром и до вечера стали выводить на Ивановскую площадь и заниматься строевым шагом, как с новобранцами. Произнес, что мы будем служить в особенном чекистском батальоне по охране Кремля. А в перерывах меж строевыми занятиями мы, прибывшие из различных школ, стали делиться меж собой примерами из преподавания спецдисциплин. Наши откровенные дискуссии дошли до комиссара батальона. Он собрал всех прибывших из школ и строго-настрого предупредил нас, что если мы будем вести подобные беседы с чекистами батальона, не окончившими оперативные школы, нас будут предавать суду военного суда за разглашение гос потаенны. И здесь же всех нас привели к присяге. В школе мы присяги не воспринимали, а только давали подписки о неразглашении потаенны.
Пост 1
В конце мая нас распределили по постам. Я начал свою службу на входе в Кремль, через проходную Спасских ворот. И назывались мы командиры охраны.
Удостоверение личности в красноватой кожаной обложке, с изображением на ней Спасской башни и надписью «НКВД (Народный комиссариат внутренних дел СССР — центральный орган государственного управления СССР по борьбе с преступностью и поддержанию общественного порядка в 1934—1946 годах, впоследствии преобразован в МВД СССР) СССР (Союз Советских Социалистических Республик, также Советский Союз — государство, существовавшее с 1922 года по 1991 год на территории Европы и Азии). Столичный Кремль», а снутри — лейтенант (такой-то) состоит на службе в Столичном Кремле в должности командира охраны. Подписано удостоверение комендантом Кремля. Все достаточно внушительно. Дежурили по суткам, двое, отдых с занятиями стрелковому делу, физподготовка, самбо. Были и такие «заумные» начальники (командиры взводов), которые, не зная оперативной работы, ставили на упражнениях такие вопросцы, что забавно вспоминать.
У меня раз на летучке некоторый Бычков задал вопрос: «Тов. Теплынин, что вы будете созодать, если в Спасские ворота пойдет трамвай?» Я отрапортовал: «Переведу стрелки». Он меня стал инкриминировать в несерьезности, а я его в глуповатом вопросце, т. к. для того, чтоб в Спасские ворота направился трамвай, за ранее по Красноватой площади к Спасским воротам нужно проложить трамвайную линию…
Постовая служба меня тяготила своим однообразием и ограниченностью. Просился перевести меня хоть куда-нибудь, но безрезультативно.
Осмелился (что будет то и будет!) — напишу рапорт Берии с просьбой перевестись. Правда, я, как человек военный не мог обращаться к старшим по званию через голову начальства. Потому обратился к Берии как к члену ЦК…
Написал рапорт. И когда он проходил мимо меня, вручил ему, а у самого все дрогнуло — что будет? Полностью могла быть Колыма. Даже весьма близко…
Через три денька опосля подачи рапорта на имя Берии, мне позвонили на пост: «Вас срочно вызывают зам коменданта Кремля по оперативной части генерал-майор Гагуа». Прибежал в приемную…
И так с марта 1941 года я перебежал на новейшую работу и лишь начал осваиваться, как началась Величавая Российская война.
Война
С 21 на 22 июня 1941 года я поздно пришел домой. Днем в 6 часов к дому в Новоспасском переулке, где я жил, подъехали машинки, бойцы разбудили нас и по тревоге отвезли в Кремль. Приехали, нам сказали, что идут бои с германцами на границе. О том, что обязана начаться война, для меня не было нежданностью. Я слушал в месяц до начала войны доклад Емельяна Ярославского для командного состава кремля, где он гласил, что имеются сведения разведки и готовящемся нападении фашистской Германии на СССР (Союз Советских Социалистических Республик, также Советский Союз — государство, существовавшее с 1922 года по 1991 год на территории Европы и Азии).
Но действия первых дней войны развертывались так, что закидыванием шапками германцев не отделаешься. Практически в 1-ые деньки войны нас информировали, что немцы окружили Минск, а в прессе все еще докладывали — идут жестокие бои на границе.
Числа 28 июня 1941 года из Москвы стали эвакуировать золотой припас. С сиим эшелоном прицепили вагоны с ценностями Оружейной палаты, архива и личные дела работников Кремля. Меня командировали аккомпанировать кадровые дела. С нами двигались еще работники Оружейной палаты и начальник архива Кремля Арсен Гаспарян.
В Москве нам не произнесли, куда мы прибудем. Состав усиленно охранялся и шел с » зеленоватой улицей». По пути, кое-где не доезжая до Перми, 3 июля 1941 года мы слушали воззвание по радио Сталина к народу. Чувствовалась смертельная угроза. В Перми мы длительно стояли, чинили и инспектировали полы вагонов, состав был оцеплен бойцами. Горожане, скопившиеся на вокзале, посчитали, что мы везем первых пленных, и негодовали в их адресок.
В Перми нас догнал эшелон. Оказалось, что это было Вильнюсское пехотное училище, которое вышло из боев под родным Ярцево, а сводки все еще докладывали, что бои развернулись на смоленском направлении. Много посреди курсантов погибло, и много было ранено. По телу проходила дрожь, хотелось на передовую, а нас везут в тыл.
В Перми нас встречали работники Свердловского областного УНКВД. И именно тогда мы узнали собственный конечный путь. Состав прибыл в Свердловск. Вагоны с золотом (любой слиток в опломбированном кожаном мешке) разгрузили и перевезли в подвалы УНКВД, туда же и Оружейную палату.
Меня с товарищами расположили с личными делами в здании УНКВД. Разобрали дела, позже помогали разбирать и инвентаризировать Оружейную палату. Стали появляться в Свердловске эвакуированные фабрики и люди. На вокзале посиживали измученные люди с детками. С фронтов докладывали о отступлении наших войск.
В Свердловске приходилось слышать от отдельных лиц, что несет же этих беженцев, все пожрут и будут стеснять жить. Город затемнения не знал, чувствовался глубочайший тыл. Стали проситься в Москву, бои уже придвигались к Москве. И вот мне и нескольким моим товарищам разрешили возвратиться в Москву. Двигались мы до Москвы дней 15-20. Прибыли в конце ноября. Неприятель был остановлен у стенок Москвы.
Я и мои товарищи просились на фронт, считая, что если мы там появимся, неприятель побежит. Нас не отпускали. Опять и опять пишем рапорта. В январе 1942 года вступаю в члены ВКП(б), а в марте все-же выпросился на фронт. И получаю направление на Северный флот в состав Беломорской военной флотилии, на должность оперуполномоченного особенного отдела.
Беломорская военная флотилия
Прибыл в Архангельск. Явился в особенный отдел Беломорской военной флотилии. Мне отдал приказ принять дела погибшего моего предшественника ст. политрука Литвинова, обслуживать дивизион тральщиков (8-10 кораблей). Переодели в морскую форму. Хотя я был ст. лейтенант, знаки различия носил политрука.
С полмесяца меня на корабли не пускали, на суше «оморячивали». Позже я стал бывать на тральщиках. Началась моя фронтовая жизнь.
Фронтовая жизнь
Корабли стояли на ремонте, готовились к навигации. В мае 1942 года мы стали выходить в море на траление фарватера для прохода караванов судов союзников в Архангельск, куда они поставляли по ленд-лизу продовольствие, обмундирование, орудие. Не считая траления мы время от времени делали транспортировку солдат-строителей на северные точки (Канин Нос, Новенькая Земля). В главном наши тральщики «утюжили» (тралили) Белоснежное море с выходом в Баренцево.
При тралении на нас нередко нападали германские самолеты. Мы огрызались своими пушчонками «эрликонами» и спаренными пулеметами, маневрировали. Вот и вся «экзотика» моря и разрывы бомб рядом с бортом. Маневренность у наших тральщиков была невелика. Парадный ход их не превосходил 12 узлов в час. Это в главном бывшие рыболовецкие тральщики по-быстрому переоборудованные для военных целей.
Нижняя команда вся погибла (кочегары, машинисты). Все другие выпрыгнули за борт с привязанными пробковыми спасательными поясами. Через часа полтора нас подобрали остальные тральщики, которые были с нами в походе. Нас доставили в Архангельск. Почти все простыли, а я и не чихнул. Зам. Начальника особенного отдела подполковник Разумовский позже задал вопрос у меня —
Позже в осеннюю пору 1942 года во время боев под Сталинградом, я с группой тральцов и СКРов Начал двигаться в поход к Диксону, чтоб снять береговую артиллерию на Диксоне для отправки ее под Сталинград. В этот район пробрался германский «карманный» линкор «Граф Шпеер». Береговая артиллерия была снята и поставлена на плоты для погрузки на корабли. В это время нас стал обстреливать «Шпеер». Поначалу недолет, позже перелет. Мы стали скрываться со своими кораблями за горы и отстреливаться, хотя он был вне зоны нашего обстрела. «Шпеер» угодил в СКР (сторожевой корабль), 8 человек погибло. Похоронили их по морскому обычаю, привязав колосники к ногам.
Береговики с плотов открыли огнь по «Шпееру», он от нас отстал, почуяв, что ему тоже может достаться от береговых батарей. Опосля налета на нас «Шпеера» поступила команда береговую артиллерию не увозить, а поставить на прежнее пространство. Остальное проходило благополучно. Налет авиации — мы отстреливаемся…
Даже в самые томные деньки для Родины, во время боев под Сталинградом, моральный дух офицеров и матросов был огромный, верили в разгром неприятеля. Когда сформировывали бригаду моряков-североморцев под Сталинград, почти все просились с кораблей добровольно. В составе данной для нас бригады уехал мой друг оперуполномоченный политрук Иван Григорьевич Баринов, горьковчанин. По одним данным он там умер, по остальным был тяжело ранен и остался инвалидом.
Смерш
Да и посреди моряков были агрессивные элементы, ненавидевшие русский строй.
В декабре 1943 мне было присвоено звание капитан-лейтенант. Сначала 1944 года я был назначен начальником кадров отдела контрразведки «СМЕРШ» БВФ, а в августе 1944 года отозван в Москву в управление контрразведки «СМЕРШ» НК ВМФ (Военно-морской флот — основная часть военно-морских сил государства). Подчинялся я 3-му основному управлению Контрразведки МГБ СССР (Союз Советских Социалистических Республик, также Советский Союз — государство, существовавшее с 1922 года по 1991 год на территории Европы и Азии)«.
PS: Опосля войны отец служил в Центральном управлении НК ВМФ (Военно-морской флот — основная часть военно-морских сил государства). Потом в 1950 году его направили на Тихоокеанский флот в качестве зам. Начальника военно-морской базы Катаока, которая находилась на полуострове Сюмусю (Шумушу), а потом назначили начальником отдела контрразведки 15 дивизии торпедных катеров в г. Совгавань. Отец вышел в отставку в 1952 году в звании капитана 2-го ранга (подполковник). В мае 1952 года он был награжден Орденом Красноватой Звезды, а в августе уволен в отставку. Без пенсии. Не хватило нескольких месяцев выслуги… Армию сокращали стремительно.
Далее начиналась полностью новенькая жизнь на гражданке. С нуля. Если бы он стал доктором, как грезил в молодости, то, наверняка, этот переход от армии к гражданке не был бы настолько болезненным. Но ему была уготована иная судьба. Защищать Родину. Он тяжело и длительно болел, мучительно встраивался в штатскую жизнь. Работал на Байконуре, проводил долгие месяцы в командировках на Кап. Яре, в Североморске. Пенсию как инвалиду Русской армии ему дали всего за три года до погибели.
Но все следующие годы мирной жизни он нескончаемо добивался помощи для собственных товарищей. Все приходилось брать с боем у страны, которое он защищал. В его архивах я отыскала письма в ЦК КПСС, ветеранские организации с просьбой посодействовать в устройстве на исцеление еще одного инвалида, либо оказать помощь в выделении жилища. Не себе, для ветеранов войны, которых у нас как это нередко водится, просто бросили.
Лежа в поликлинике, из которой он уже не выйдет, он написал на листочке с номером очереди на эхокардиограмму: «Чтоб жить на данный момент, нужно не иметь сердца, заместо сердца иметь безмен, отвешивающий, что прибыльно, и что не прибыльно. Тяжко, смутно, и в то же время много места, как в доме, из которого вынесли вещи. Лихорадит, завлекает и тянет эта пустота, обнажившая все углы».
…Его сердечко не выдержало данной для нас пустоты. Он погиб от инфаркта в августе 1981 года.
На данный момент как никогда много желающих кинуть гранит в то уже фактически ушедшее поколение. Поколение, которое сражалось за Родину. У которого эталоном был не счет в банке и вещественное благополучие. Пусть эти мемуары не лягут тяжким могильным камнем. Это поколение не нуждается в оправдании. А станут светлой памятью.
